* * *

— Присаживайся.

Я выбрал место и выдвинул тяжёлый деревянный стул из-под массивной столешницы в несколько метров длиной. Оборотень принялся копаться в холодильнике. Казалось, он действительно нисколько не переживал, что я могу свинтить в любой момент.

После нашей встречи возле ресторана, Григорий по моей просьбе отпустил своего водителя, охрану, сидевшую позади, и сам повёл машину. Мы покинули пределы города и приехали в небольшой частный посёлок на берегу озера. Миновав шлагбаум, остановились у внушительного бревенчатого особняка в три этажа высотой.

Печорский, оставив машину напротив дома, пригласил меня внутрь и провёл в большую столовую. Кроме нас внутри, кажется, никого не было. Я не стал пользоваться "Различителем", не желая обидеть гостеприимного хозяина.

Вскоре на столе появилось несколько запотевших бутылок с разнообразным алкоголем, мясная, колбасная и сырная нарезки, фрукты, зелень, красная рыба, икра, малосольные огурчики, маринованные грибы и ещё много всего такого, о чём я за время своих странствий по Южной Америке успел позабыть.

— Что пьёшь? Уточнил он, поведя рукой над бутылками.

— Вообще не пью, — покачал я головой. Этот ответ не понравился хозяину дома.

— У нас тут так не принято.

— Да я уже понял. Что нибудь такое, после чего завтра не будет трещать голова.

Печорский кивнул, взял одну из запотевших бутылок, в которой плескалась прозрачная жидкость.

— Самогон? — догадался я.

— Настойка на пшенице.

Мы ударили рюмками, и я влил в себя ледяную жидкость. Затем подцепил вилкой груздь и с аппетитом закусил им.

— Мощно.

— А то, — крякнул Григорий, снова наполняя тару.

— Слишком быстро идём, господин Печорский, — заметил я, — Боюсь, такими темпами через очень короткое время я не смогу разговаривать.

— Молодёжь, — скривился он, — Слабаки.

— Просто хочу сохранить ясную голову. Вы же меня позвали не в качестве собутыльника, верно?

— Да на кой мне собутыльник, который пить не умеет? — вздохнул оборотень, поднял свою рюмку, отсалютовал мне и замахнул её.

Решив не обижать хозяина, я повторил за ним. Ладно уж, от двух стопок меня не развезёт.

— Хороший у вас дом. Сами строили?

— Конечно сам. Каждое брёвнышко, каждую свою и доску сам нарезал, вытачивал и подгонял. Но это не дом, а так, место для переговоров. Дом… Уж извини, туда я тебя не привезу.

Я понимающе кивнул.

— Ничего.

— А у тебя-то самого есть дом, парень? — неожиданно спросил Григорий.

— Нет, — покачал я головой, внезапно понимая, что это действительно так.

И самое страшное — его никогда и не было…

— Печально это, когда человек не может найти своё место под солнцем.

— Печально, согласен.

Оборотень молча наполнил рюмки и мы снова выпили. Так, Кальн, пора притормозить, а то в голове уже начало подозрительно шуметь.

— Слыхал, Москва тебе не по нутру пришлась?

— Можно сказать и так, — осторожно ответил я, — Не люблю, когда меня обманывают и используют.

— Никто не любит, — Григорий усмехнулся в бороду, — Но все на это попадаются. Да не смотри ты так на меня, парень. Если бы хотел — сдал бы тебя Детям Перуна, едва ты в городе объявился.

— Отчего же вы этого не сделали?

— Не люблю москвичей.

— Вы же были в гостях у Разумовского, на зимнем балу?

— Это не более чем формальность, — отмахнулся Григорий, — А что до того, «почему»… Ты, как я понимаю, в отношениях между кланами вообще ни в зуб ногой? Хотя чего я спрашиваю? После того, что ты натворил, это и так понятно.

— Вы о чём?

— Сначала подставил Разумовского с тем доктором-французиком, — оборотень начал загибать волосатые пальцы, — Затем предложил рискованный план с американцами, и из-за этого погибла протеже Андрея. И это я не говорю о том, как ты сбежал из-под надзора своего клана и поубивал кучу их колдунов. А теперь заставил десятки специалистов бегать по всей столице с горящими задами, пытаясь закрыть каналы с дармовой энергий.

— У вас хорошие источники.

Оборотень хрипло рассмеялся.

— Конечно хорошие, парень! Я — лидер целой семьи, и не могу позволить себе находиться в информационном вакууме. Особенно после того, через что нам пришлось пройти.

— Нам? Через что пройти? — не понял я.

— Старая это история, — вздохнул Григорий.

— Расскажите.

Печорский снова наполнил рюмки. Несмотря на высокий градус алкогольного напитка и темпов, которыми мы закидывали в себя настойку, я пока чувствовал себя превосходно. Главное — не набраться до состояния «нестояния». Оборотень, выпив, подпёр массивный подбородок своей ручищей.

— В колдовском мире не все любят оборотней, Кирилл, тебе это известно?

— Да.

— Так было всегда, но чуть больше тридцати лет назад ситуация изменилась. После десятков и сотен лет истребления и вражды, Дети Перуна и большая часть других кланов заключили соглашение. Благодаря ему оборотни получили точно такой же статус, как и любые другие колдуны.

— Я слышал об этом.

— А слышал ли ты о том, что Разумовский терпеть не может оборотней, и с очень большим трудом допустил нашу интеграцию в магический мир? Точнее, он не собирался этого делать, но захватив власть и проведя несколько реформ, Андрей создал Совет. И это, пожалуй, был его крупнейший просчёт. Думаю, он планировал создать видимость демократии и посадить туда своих марионеток, которые в дальнейшем помогли бы ему подчинить Москве и другие крупные города России, но… В какой-то момент что-то пошло не так, и некоторые карманные советники получили полноправную власть. Нам повезло, что среди них были адекватные колдуны, и полноправной тирании не случилось. Бесконечные стычки между кланами, войны за территории и Истоки, противостояние с заграничными магами — то, что в тот момент творилось в стране, очень не нравилось колдовскому сообществу, и Совет взял курс на… «Мирное» сосуществование с простецами и друг другом. Они начали сглаживать острые углы, а Разумовскому, как бы он не «любил» оборотней, пришлось заниматься более важными вещами — внешней политикой, искоренением куда более опасных, чем мы, ренегатов и многими другими вещами.

— И пока это происходило — вы зарекомендовали себя с хорошей стороны?

— Именно так. Но то, что тянулось сотни лет, нельзя исправить за десяток. Нас по-прежнему не очень рады видеть в крупных городах, а кланы не торопятся делиться территориями и знаниями. Практически никто не предлагает нам сотрудничества, но честно говоря, нас это более чем устраивает. Мы получили главное — возможность жить спокойно и не бояться, что ночью за нами придут охотники. Хотя врать не буду — регулярно находятся дураки, решающие добыть шкуру одного из нас.

— Это… — я задумался, подбирая слова, — Просто ужасно.

— Не так страшен чёрт, как его малюют. В целом, как я уже говорил, всё складывается вполне неплохо. Если бы не постоянные попытки Разумовского протолкнуть очередные законы, ограничивающие наши свободы — всё было бы ещё лучше. К счастью, мир изменился, и теперь он просто не может взять, и объявить на нас охоту.

— Почему?

— Что?

— Почему он вас так сильно не любит?

— Когда-то очень давно дикий волколак, не контролирующий свои превращения, убил его сына, — вздохнул Григорий, — Тот был совсем ещё зелёным пацаном — лет десять, или двенадцать, не помню точно. Гулял в лесу и… напоролся на одного из наших… Хотя, если честно, мы не считаем этих животных своими, и сами их истребляем, при случае. После того случая у Великого Магистра сложилось вполне определённое мнение обо всех представителях нашего вида.

— Несправедливо.

— Я могу его понять, у меня тоже есть дети. Но это не значит, что мне нравится такое положение вещей.

На этих словах стало понятно, что начинается серьёзный разговор. Время застольных бесед прошло — началось обсуждение того, зачем меня и позвал оборотень.

— Надо полагать, что я — идеальный инструмент для улучшения ваших отношений?